Литературная география

Лондон — город контрастов, и подтверждение тому мы находим в ходе литературных путешествий. И неважно, что это за путешествия — неспешная прогулка миссис Дэлло-уэй из Пимлико на Бонд-стрит или же лихорадочная шестимильная пробежка из Ислингтона в Вестбурн-парк, которую совершает Рирдон, герой романа Гиссинга «Новая Граб-стрит» (1891), для того чтобы помириться со своей бывшей женой. А Биффен, еще один несчастный персонаж романа, проходит через Кенсингтонские сады в Фулхэм, затем пересекает Темзу и, попав наконец в Патни, осуществляет цель путешествия — совершает самоубийство.

На страницах романа Ричарда Марша «Жук» (1897) — странного, малопонятного произведения, в котором предвосхищение кафкианской идеи перевоплощения в насекомых сочетается с элементами культа Исиды — мы находим описание яростной гонки из Лаймхауса к Сент-Панкрасу с целью спасти героиню от участи продажной женщины. А в романе Генри Джеймса «Крылья голубки» (1902) путешествие по лондонской подземке — от Слоун-сквер до Ланкастергейт — создает тщательно прописанный фон для встречи Кейт Кроу и Мортона Деншера. В пропагандистском произведении Джона Сомерфилда «Майский день» (1936) автор гоняет своих персонажей по улицам столицы с раннего утра до поздней ночи. По язвительному замечанию Кена Уорпла, «это прямо-таки «Миссис Дэллоуэй» в переложении коммунистического водителя автобуса».

Если говорить о литературной географии Лондона, то всякого рода неточности наблюдаются даже у писателей, которых уж никак нельзя упрекнуть в незнании столичной топографии. Так, например, Конан Дойл в своем цикле о Шерлоке Холмсе причудливым образом сочетает реальные названия с воображаемыми. Знаменитый сыщик по прибытии в Лондон снимает жилье на Монтегю-стрит, неподалеку от Британского музея — так, чтобы иметь возможность пользоваться читальным залом. На постоянное жительство он устраивается, как известно, на Бейкер-стрит, 221 Б. Но дело в том, что такого адреса не существует, а, судя по описанию дома, это должен быть противоположный конец квартала, то есть дом номер 21 Б. Любимый итальянский ресторанчик Холмса — при всей правдоподобности изображения — тоже не более чем литературная фикция. Точно так же миссис Дэллоуэй у Вирджинии Вулф стоит у ворот парка Сент-Джеймс и наблюдает за двухэтажными автобусами на Пикадилли, хотя это совершенно невозможно в действительности. В романе Марджери Аллингем «Тигр в тумане» (1952) детектив Альберт Кэмпион на протяжении трех дней выслеживает беглого преступника Джона Хэво-ка («Тигра»), который, скрываясь в лондонском тумане, бежит из Ист-Энда на воображаемую аристократическую Сент-Питерсгейт-сквер. А главный герой романа Питера Акройда «Дом доктора Ди» (1993) получает в наследство дом в Кларкенуэлле, который якобы в прошлом принадлежал главному магу Елизаветы I. На самом деле знаменитый доктор Ди жил затворником в Патни, а в Кларкенуэлле проживал сам автор романа. «Лондонские поля» (1989) Мартина Эмиса располагаются скорее в Хайбери, чем в Ноттинг-Хилле, а «Собачий парк» — это завуалированный намек на закрытую частную Лэдброк-сквер.

Не менее распространенным является перенос в воображаемое будущее или заново придуманное прошлое. В «Наполеоне Ноттингхилльском» (1904) Г. К. Честертон описывает Лондон, поделенный на независимые округа, которые яростно сопротивляются центральному управлению, особенно в том, что касается коммерческой деятельности. Управляющий Ноттинг-Хилла осмеливается напасть на соседний округ, используя такие «нововведения, как управы с их инспекторами и досмотрщиками». В романе-катастрофе Ричарда Джефриса «После Лондона, или Дикая Англия» (1885) изображается упадок современной столицы, которая вновь превращается в одичавшую болотистую местность, населенную злобными монстрами. А волей Уилфа Селфа, автора романа «Обезьяны» (1997), лондонцы превращаются в примитивных шимпанзе. В произведении «Встань перед Христом и убей любовь» (1997) Стюарт Хо-ум описывает оккультную сексуальную связь между находившейся в Гринвиче Елизаветой I и проживавшим выше по течению, в Патни, Джоном Ди. Эта страсть, инициированная с помощью человеческой жертвы, грозит затопить всю Британскую империю.

Альтернативный литературный прием заключается в том, чтобы в рамках одного произведения совместить реальные исторические личности с вымышленными персонажами. Например, Питер Акройд в своем романе «Дэн Лено и голем из Лаймхауса» (1994) описывает серию жестоких убийств, происходивших в 1880 году в Ист-Энде. А среди действующих лиц не только танцор-чечеточник, чьим именем названо произведение, но и небезызвестный Джордж Гиссинг, а также изобретатель «разностной машины» (примитивного компьютера) Чарльз Бэббидж, который на самом деле умер еще в 1871 году. Пол Уэст в своем романе «Уайтче-пелские женщины» (1991) воскрешает историю Джека Потрошителя с привлечением реальных исторических персонажей — полоумного бисексуала принца Эдди (наследника британской короны, внука королевы Виктории принца Альберта Виктора Кристиана Эдуарда), королевского хирурга сэра Уильяма Халла, художника-импрессиониста Уолтера Сикерта и его натурщицы Энни Крук. Бедная девушка ни по своему положению, ни по вере (а она, к несчастью, оказывается католичкой) недостойна носить наследника принца. Когда же она все-таки забеременела, королевский двор привлек к делу Джека Потрошителя, дабы при помощи кровавых убийств покрыть назревающий скандал. По признанию самого Уэста, его версия опиралась на реальные, хоть и «весьма скудные факты».

Роман Иэна Синклера «Вниз по течению» (1991) — это своеобразная водная параллель джойсовскому «Улиссу», в которой автор обнажает все пороки Лондона времен Маргарет Тэтчер. С этой целью он предлагает вниманию читателей двенадцать самостоятельных историй, в которых действуют как реальные, так и вымышленные герои: от более или менее предсказуемого (с точки зрения Синклера) Джека Потрошителя до предсказуемо-неожиданных (опять же, по мнению автора) игроков в крикет из числа аборигенов; машиниста поезда, который везет радиоактивные отходы через Патни, и Алисы, знаменитой героини Льюиса Кэрролла. Аморфность романа соответствует бесформенной расплывчатости города. Синклеровская сага, например, включает в себя и реальную трагедию прогулочного парохода «Принцесса Алиса», который в 1878 году столкнулся на Темзе с углевозом (тогда более шестисот пассажиров утонули в сточных водах), и фантастическую версию колонизации Собачьего острова Ватиканом, который, собственно, и закрепил за островом его название.

Если для Иэна Синклера Темза — это своеобразный коридор, то Анджела Картер рассматривает реку как некую границу. В самом начале своего романа «Мудрые дети» (1991) она задается вопросом: «В чем сходство Лондона и Будапешта?» И отвечает: «Да в том, что и тот и другой делится рекой пополам». Прослеживая историю лондонской поп-культуры — от мюзик-холла до возникновения игровых шоу на телевидении — автор символически воссоединяет брикстоновское семейство «с левого берега старушки Темзы, того самого ублюдочного берега, куда редко захаживают туристы», с их аристократической родней в северном Лондоне.

Загадочная смерть Кристофера Марло (бытует мнение, будто он был зарезан в пьяной кабацкой драке) породила многочисленные попытки литературного переосмысления, когда авторы выдвигали собственные версии — более или менее правдоподобные — гибели великого драматурга. Б. С. Джонсон в романе «Альберт Анджело» (1964) весьма неожиданно рассматривает эту тайну. Он утверждает, что небезызвестная дырка на сто сорок девятой странице проделана не чем иным, как ножом убийцы — тем самым, который оборвал жизнь Марло и который позволяет прочитать будущее. В своем произведении «Джек Мэггс» (1997) австралийский писатель Питер Кэри гениально воспроизводит фабулу и характер персонажей диккенсовских «Больших надежд». Главный герой романа — тот самый Джек Мэггс — тайно переправляется в Англию из Австралии, где он провел двадцать лет в ссылке. При этом он полностью преображается — из простого лакея превращается в честолюбивого, подающего надежды писателя, в котором легко угадывается сам Чарльз Диккенс. Новый Джек Мэггс проявляет нетривиальные способности к гипнозу и мучается фатальной страстью к своей невестке. Чарльз Паллисер, автор романа «Квинканкс: Наследие Джона Хаффема» (1995), также мастерски имитирует стиль Диккенса (недаром Хаффем — одно из имен Диккенса). Он выстраивает сюжет прямо-таки с византийской скрупулезностью, привлекает сотни различных персонажей, которые оказываются вовлеченными в круговерть вокруг утерянного завещания. Тот же самый литературный прием использует Сара Уотерс в своем произведении «Тонкая работа» (2003). С исключительной достоверностью она живописует мерзкие нравы воровского притона в Саутуор-ке все той же викторианской эпохи. А Мэтью Нил в романе «Милая Темза» (1992) реанимирует эпидемию холеры 1849 года. Главный герой — высоконравственный юноша, одержимый идеей санитарного оздоровления Лондона, вынужден окунуться в мир трущоб, лабиринта канализационных труб и людей, там обитающих.

В эпоху Г. К. Честертона Ноттинг-Хилл являл собой оплот буржуазной респектабельности. К тому же времени, когда Перси Уиндем Льюис написал свой тошнотворный роман «Роттинг-Хилл» (1951), район совершенно поменял лицо: в некогда ухоженных, аккуратно оштукатуренных особнячках теперь ютятся забитые и бесправные иммигранты с Карибских островов. Писатель Сэмюел Селвон, сам выходец с Тринидада, впервые сделал попытку устранить социальную несправедливость — он дал право голоса своим соотечественникам, озвучил (буквально!) их проблемы и горести. И символично, что для этого он отказался от классического английского — языка метрополии — и прибегнул к карибскому диалекту (патуа). Его роман «Одинокие лондонцы» (1956) написан на своеобразном языке — это детище автора, родившееся в результате слияния различных ритмов речи Барбадоса, Ямайки, Антигуа, Доминики. Там, на Ост-Индских островах, все эти наречия существуют как раздельные и самостоятельные, здесь же в ходе совместной работы и общения в пабах они неизбежно сплавились в единое целое. Результатом стал язык, который в переложении Селвона сохранил свою красочность и описательность. Чего стоит десятистраничное рассуждение о природе любви в условиях города — сплошной поток слов без единого двоеточия или даже запятой. И хотя роман получился несколько бессвязным и фрагментарным — под стать самому городу, который в нем описывается, — все же, думается, автору удалось главное: под его пером возникает пронзительная в своей безнадежности картина жизни в районе Бейсуотер-роуд. Несчастные иммигранты прибыли сюда в надежде обрести богатство и личную свободу, однако все, что их ждет — это тоска и одиночество в мрачных и промозглых лондонских трущобах. Колин Макиннес в своем «Городе черных» (1957) исследует тот же феномен, но не изнутри, а, так сказать, глазами постороннего свидетеля, коренного жителя Ноттинг-Хилла. Следующий роман Ма-киннеса «Абсолютные новички» (1959) — это хроника набирающего силу культа рок-н-ролла (понимай, секса и наркотиков), который вылился в конце концов в разнузданные ноттингхиллские «бунты» 1958 года и надолго создал району репутацию «неблагополучной национальной окраины».

Майк Филлипс, писатель гайанского происхождения, вносит свою лепту в общую безрадостную картину, изображая в романе «Кровавые порядки» (1989) жизнь «цветных» ноттингхилльцев в 1980-е годы. Но, наверное, наиболее ярким и фундаментальным произведением на эту тему (судьба Ноттинг-Хилла и Лэдброк-Гроув) является роман Майкла Муркока «Мать Лондон» (1988). Он представляет собой трагикомическую хронику Лондона со времен «Большого блица», в центре которой судьба трех главных персонажей, так или иначе пострадавших от немецкой бомбежки. По мнению многих критиков, «Мать Лондон» стал классическим романом о послевоенной столице.

 

Добавить себе закладку на эту станицу: