Утраченные сокровища Лондона

С начала войны правительство и общественные организации придавали большое значение поддержанию гражданского духа населения. С этой целью руководство Би-би-си весьма искусно и продуманно формировало сводки новостей. Еще большей осторожности требовала передача закодированной информации для групп Сопротивления в оккупированных странах. Эта кропотливая и упорная работа увенчалась успехом — в глазах мировой общественности имя Лондона стало синонимом свободы и надежды на скорую победу над германским фашизмом.

Подлинным героем для британцев стал Эдуард Р. Мурроу (1908-1965), руководитель колумбийской системы радиовещания. Его искренние и взволнованные свидетельства о страданиях Лондона под гнетом «Большого блица» оказали неоценимую помощь в завоевании американского общественного мнения. На приеме, устроенном в Нью-Йорке в честь знаменитого радио-репортера, поэт Арчибальд Маклиш произнес речь, в которой по достоинству оценил яркость и живость репортажей Мурроу: «Вы заставили нас почувствовать боль и стыд за тысячи погибших лондонцев — словно это наши собственные мертвецы». По окончании войны сам Мурроу подвел итог годам, проведенным в военном Лондоне: «Мне посчастливилось познакомиться с сильным и цельным народом, который встал на пути фашистской тирании и дал ей достойный отпор — как предписывалось всей его многовековой историей».

Каждый вечер британцы спешили к своим радиоприемникам — прослушивание последних, девятичасовых новостей стало национальной традицией. Непременным атрибутом внутреннего вещания Би-би-си являлись маловразумительные, но такие привычные и любимые афоризмы от ТомаХэддли автора телевизионного шоу «Опять он!» — и добродушное подтрунивание парочки комедиантов-кокни Герта и Дейзи, которые помогали лорду Вултону, министру продовольствия и главе пищевого контроля, морочить головы английским домохозяйкам и убеждать их, что пироги можно печь и в отсутствие традиционных ингредиентов, как-то: яиц, масла и пр.

Строгое нормирование, в особенности продуктов питания, стало навязчивой идеей бюрократического аппарата. Знаменитый диетолог профессор Джек Драммонд из Университетского колледжа разработал особую национальную диету, построенную на строго научной основе. Она так понравилась чиновникам из Американской ассоциации здравоохранения, что те объявили ее «величайшим в мире достижением в области общественного здравоохранения». Особо важную роль в жизнеобеспечении работающих лондонцев, которые выстаивали долгие смены у станка, да еще в «неудобные часы» (т. е. в вечернее и ночное время), играли пункты общественного питания, которые, с легкой руки известного острослова Уинстона Черчилля, стали называться «британскими ресторанами». Королевские парки превратились в огороды-полигоны для развертывания широкой кампании под девизом «Копай во имя победы». На задних дворах в предместьях снова появились куры и утки. На пожарных станциях и в полицейских участках пищевые отходы бережно собирались и использовались для откорма свиней.

Отдельные районы города увлеченно соревновались — кто больше соберет макулатуры. Фирмы по производству мыла и моющих средств финансировали организацию передвижных бань и прачечных. И тем не менее уровень жизни лондонцев снизился более чем наполовину. Быть бедным стало очень патриотичным.

Несмотря на систематические перебои в работе транспорта и системы энергоснабжения, для всего мира Лондон продолжал оставаться оплотом демократии. Почтовые и телефонные службы функционировали необычайно эффективно. Гигантский завод в Дагенхэме по производству «фордов» переключился с выпуска семейных автомобилей на армейские грузовики. Спичечная фабрика «Брайант и Мэй» в Боу начала производить детонаторы для взрывных устройств. Бывшие мебельные фабрики освоили производство деталей для знаменитых деревянных истребителей-бомбардировщиков «Москито». В разобранном виде аэропланы транспортировались по линии «Сентрал» метрополитена до станций назначения, где происходила окончательная сборка.

Среди придворных художников военной поры следует назвать Генри Мура, Джона Пайпера, Феликса Топольски, Эрика Равилиуса, Грэма Сазерленда и Эдуарда Ардиццоне. Они увлеченно писали красками, рисовали и гравировали военную действительность — скудный быт сограждан в бомбоубежищах; героизм пожарников, противостоящих ужасам «Большого блица»; бесконечное долготерпение лондонских домохозяек, выстаивающих часовые очереди в продуктовых лавках. Эрик Кеннингтон создал замечательную серию рисованных портретов английских летчиков-асов. А Мередит Фрамптон сделала темой своего искусства повседневный героизм защитников столицы. Ее тщательное, почти фотографически точное изображение регионального центра управления гражданской обороной Лондона стало украшением коллекции Имперского музея войны. В портретах сэра Эрнста Говерса (того самого, что написал книгу «Простые слова») и его коллег чувствуется одновременно и напряжение, и уверенность в своих силах. Целая когорта фотографов — от портретиста Сесила Битона до известного радиокомментатора немецкого происхождения Билла Брандта — внесли свою лепту в создание образа сражающегося Лондона.

Британская киноиндустрия, почти целиком сконцентрированная в столице и ее окрестностях, переживала звездный час. Она выпускала художественные фильмы, в которых сохранялись традиции документального кино. Очень часто рядом с прославленными актерами снимались рядовые горожане: в таких фильмах, как «И начался пожар» Хамфри Дженнингса — о пожарной станции в Уоппинге, — они играли самих себя. Аналогичный прием использовал Ноэль Кауард в фильме «В котором мы служим» — в этой ленте он задействовал десятки реальных матросов, оказавшихся на берегу после того, как их корабль был торпедирован.

Через неделю после долгожданного «Дня Д», когда казалось, что высадка союзников в Нормандии уже решила исход войны, на Гроув-роуд в Майл-Энде приземлилась первая ракета «Фау-1». Она повредила мост и нарушила движение по главной железнодорожной линии, проходившей по Ливерпуль-стрит. Мост починили в течение 36 часов, но соседние улицы, пострадавшие от взрыва летучей бомбы, так и не стали восстанавливать. Пять дней спустя — новая беда: на сей раз снаряд угодил в караульную часовню Веллингтоновских казарм, да еще во время утренней воскресной службы. Малозаселенные окраины юго-восточного Лондона меньше пострадали от немецких ракет, и благодарить за это следует двойных агентов, которые передавали дезинформацию в Германию о якобы неточных попаданиях. Тем не менее последний снаряд «Фау-2» приземлился в Ист-Энде 27 марта 1945 года, полностью уничтожив Хьюз-Мэншнс на уайтчепелской Валланс-роуд. При этом погибли 134 человека — почти все местные евреи, среди них оказалось и несколько военнослужащих, приехавших домой на побывку.

В 1947 году Уильям Кент выпустил книгу «Утраченные сокровища Лондона», в которой со слезами на глазах подвел печальные итоги: в огне Второй мировой войны погибло 31 здание столичных ливрейных компаний, 16 церквей Кристофера Рена (бесценные шедевры!), превратился в безжизненную пустыню Грэйз-инн. Остается только благодарить Провидение, что жестокая судьба пощадила Вестминстерское аббатство и драгоценные мосты через Темзу. А сколько индивидуальных трагедий принесла война лондонцам! Они не зафиксированы ни в каких хрониках, и оплакивают их лишь люди, которых беда коснулась. Так, Леонард и Вирджиния Вулф лишились своего издательства «Хогарт Пресс» на Тэвисток-сквер — в него угодила бомба. Такая же участь постигла челсийскую студию известного скульптора сэра Джейкоба Эпштейна. К концу войны 20% всех построек Ист-Энда оказалось разрушенными — по сравнению с 5% на западе. Из 34 тыс. домов в Степни пострадало 32 тыс. А из 25 тыс. попларских жилищ лишь одно осталось нетронутым.

 

Добавить себе закладку на эту станицу:

Комментарии запрещены.